Сергей ЧобанЗнаменитый архитектор Сергей Чобан , создатель башни «Федерация», «самого дорогого фасада Европы» для клубного дома в Гранатном переулке, берлинского кинотеатра «Кубикс» и еще десятков знаковых проектов в России и в Германии, выступил в роли приглашенного редактора международного журнала о дизайне «Дом&Интерьер».

Он рассказал читателям о своей программе превращения российских медвежьих углов в рекреационные парки, назвал аспекты экодизайна, о которых чаще всего забывают при строительстве, а также объяснил, почему современные архитекторы не строят красивых зданий

Д&И: Прошлой осенью вы представили на Венецианской архитектурной биеннале концепцию возрождения малых городов на примере Вышнего Волочка. Сейчас на каком этапе реализация проекта «Фабрика Россия»? C.Ч.: Сейчас мы на разных уровнях представляем проект, стараемся заинтересовать инвесторов и власти. Взаимодействуем с губернатором Тверской области Дмитрием Зелениным и с администрациями малых городов, которые хотели бы реализовать эту концепцию. Проект реализуется, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Задача очень масштабная и интересная – децентрализовать культурную, туристическую жизнь России. Ведь жители миллионников оказались замкнуты в своих городах, оттуда некуда поехать – только в Москву или за границу, потому что рядом нет ничего интересного. Люди, выезжая из города на один день, должны иметь возможность отдохнуть в каком-то интересном месте, остановиться в приличном отеле, побывать на культурных мероприятиях.

Сергей Чо́бан, российский архитектор, постройки которого расположены на территории России и Европы. Член Союза немецких архитекторов (BDA), обладатель архитектурных премий и участник многих архитектурных выставок. Родился в 1962 году в Ленинграде. В 1986 году окончил архитектурный факультет Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. До начала 1990-х годов работал в различных архитектурных мастерских Ленинграда. С 1992 года постоянно живет в Германии, работает в гамбургском архитектурном бюро NPS. В 1995 году Сергей Чобан стал руководящим партнером в архитектурном бюро NPS Tchoban Voss с филиалами в Берлине, Гамбурге и Дрездене и возглавил его берлинский офис. В этом качестве принимал активное участие в застройке Берлина. По его проектам реализованы такие знаковые берлинские постройки, как кинотеатр «Кубикс», галерея «Арндт», комплекс «ДомАкваре», синагога на Мюнстерше-штрассе и многие другие здания и комплексы как в Берлине, так и в других городах Германии. Параллельно с работой в Германии Сергей Чобан с 2003 года активно проектирует и в России. По разработанному им совместно с Питером Швегером проекту в ММДЦ «Москва-Сити» возводится самое высокое здание Европы – комплекс «Федерация». В 2006 году российское архитектурное бюро «Чобан и партнеры» объединилось с бюро «С.П.Проект» Сергея Кузнецова и Павла Шабунинина. Новая структура получила название «Архитектурное объединение SPeeCH». Сергей Чобан занимает в нем позицию руководящего партнера. В 2008 году учредил вместе с партнерами архитектурный журнал Speech. В 2010 году Сергей Чобан был куратором российского павильона на XII Архитектурной биеннале в Венеции, в рамках которой представил свой проект развития малых городов «Фабрика Россия».

Д&И: Вы рассчитываете на финансовую отдачу от «Фабрики Россия»? C.Ч.: Подобные проекты смогут приносить финансовую отдачу только при условии, что государство будет дотировать развитие инфраструктуры в малых городах – например, обеспечивать в них более комфортный налоговый режим для инвестирования, чем в крупных городах. Тогда в эти города будут выноситься специальные рекреационные функции, недоступные в миллионниках, а строительство таких парков будет окупаться за счет туризма.

Д&И: Расскажите о ваших любимых архитекторах-классиках и зданиях, которые служат для вас источниками вдохновения. C.Ч.: В разное время это были разные имена и объекты. Какие-то вещи замечаешь, они становятся для тебя откровением. Через какое-то время теряешь с ними связь. Сейчас, например, важный для меня архитектор – Луис Салливен. Потому что сочетание современных форм и насыщенных поверхностей, в том числе орнаментальных, очень актуальная сейчас тема. У него можно учиться работать над богатством поверхности здания, хотя может казаться, что это противоречит пуризму и стремлению к скульптурной лихости внешних форм. Но мне кажется, что здания со сложными, рельефными фасадами, в которые вложено много эстетических идей и труда, – лучший способ оставить след в истории.

Д&И: А кто из современных архитекторов, на ваш взгляд, может оставить след в истории? С.Ч.: Понятия не имею. Вообще, с начала ХХ века можно выделить две истории архитектуры: одна – национальная, индивидуальная для каждой страны, другая – мировая. Вряд ли представители мирового архитектурного сообщества знают имена авторов сталинских высоток – «семи сестер». Тем не менее, для формирования индивидуального архитектурного облика Москвы это очень важные сооружения. Нам они дороги, но с точки зрения мировой истории архитектуры вряд ли они имеют очень важное значение. Есть архитекторы, которые почти не оставили зданий, при этом их вклад в развитие мировой архитектуры значителен. Например, на идеях Лазаря Лисицкого и Ивана Леонидова основан ряд направлений современной мировой архитектуры, и в истории их имена, безусловно, остались. Если говорить об архитектуре 60–80-х годов, многие имена, которые 10-15 лет назад звучали очень громко, сегодня уже забыты, притом что эти люди еще живы. Я не думаю, что архитекторов нашего времени постигнет какая-то другая участь. Материалы, с которыми мы работаем, и здания, которые из них строятся, становятся все более временны- ми. Современный подход к архитектуре тоже не рассчитан на то, чтобы оставить след в истории: он становится все более модным, дизайнерским. Современная архитектура выражается в основном в строительстве временных павильонов. На мой взгляд, остаться в истории – значит создать кусочек вечности, который функционирует без твоего участия, вне зависимости от личности архитектора.

Д&И: Какой срок жизни вы закладываете для своих объектов? С.Ч.: Продолжительность жизни здания трудно прогнозировать – следующее поколение может счесть объект морально устаревшим и снести его. Но я надеюсь, что мои сооружения простоят 50-100 лет. Если говорить о передаче архитектурной традиции из поколения в поколение, в большинстве случаев получается, что мы живем в городе, который исчезнет вместе с нами. Обратите внимание, что архитектура конца XIX – начала XX века почти полностью (с поправкой на войны и стихийные бедствия) сохранилась до нашего времени. А вот архитектурная субстанция 60–80-х годов XX века до нас уже почти не до- шла, хотя, слава богу, за это время крупных катаклизмов не произошло. Что-то само развалилось, что-то снесли. И это сокращение срока жизни архитектуры – очень неприятная тенденция. Ведь городская среда формируется не тремя-четырьмя соборами и зданиями-иконами, она набирается как мозаика. Если же она заполняется зданиями-призраками с коротким сроком жизни, в ней появляются пробелы. Она перестает быть органичной и не несет в себе атмосферу прошлого, воспоминаний о предках.

Д&И: За счет чего можно продлить жизнь здания? С.Ч.:В первую очередь – за счет более качественной архитектуры. Из эпохи в эпоху, из стиля в стиль в архитектуре переходит внимательное отношение к отделке фасадов с использованием декоративных элементов. На фасады воздействует агрессивная среда: влага, грязь. Меняется цвет, появляется патина. Обязательно нужно учитывать этот фактор, просчитывать, как будет выглядеть дом спустя много лет. Здание нельзя воспринимать как условный макет, иначе через некоторое время неизбежно возникает разочарование. Я надеюсь, что в нынешних проектах я эти факторы учел. Фасады дома в Гранатном переулке и в других пр
оектах правильно воспринимают разное освещение, разное время года, разное насыщение окружающей среды грязью и влагой. Эти здания имеют сложные и насыщенные поверхности, но их не придется держать под стеклянным колпаком, чтобы они хорошо выглядели через несколько десятилетий.

Д&И: Сейчас определились две точки зрения на историческую архитектуру: одни защитники памятников считают, что нужно сохранять все, что простояло хотя бы 50 лет, невзирая на художественную ценность объекта, другие уверенны, что сохранять стоит только важные с исторической и архитектурной точки зрения здания. Какой позиции придерживаетесь вы? С.Ч.: Охрана памятников появилась в тот момент, когда историки и обычные обыватели осознали, что уровень архитектурной культуры невероятно упал. В XVIII и XIX веках никому не приходило в голову защищать исторические памятники, потому что архитектурная культура в то время не ухудшалась, а изменялась к лучшему. Старые здания сносили, на их месте появлялись новые. Никого не беспокоил тот факт, что на месте старого Елизаветинского дворца построили Михайловский замок, хотя, безусловно, Петербург утратил очень интересное деревянное здание Растрелли. Если на месте старого здания строится новое – более высокого или хотя бы того же уровня, – протеста не возникает. Движение охраны памятников и требования ввести мораторий на новую застройку в исторических районах возникли в связи с тем, что у горожан появляется устойчивое и абсолютно справедливое ощущение, что новые здания не являются адекватной заменой тем, что сносятся. У современных архитекторов, конечно же, такого ощущения нет: они строят эти здания и считают их абсолютно гениальными. Если подходить с точки зрения горожанина – действительно, сохранять нужно все. Потому что здания, которые создают современные архитекторы (я тут не исключаю и себя) на самом деле по уровню значительно хуже тех, что создавались в рамках традиционной архитектурной школы до середины 1950-х годов.

Д&И: Вы действительно так считаете? С.Ч.: Я с трудом представляю, что можно считать иначе. Такой критерий оценки архитектуры, как красота, сейчас совершенно исчез. И даже само понятие забыто. Сравните архитектурную критику Бенуа с современными критическими статьями в прессе: пишут о новизне, технике проектирования, в лучшем случае об экологичности объектов. Если же выйти на улицу и спросить у любого человека (только не у архитектора), нравится ли ему что-нибудь из того, что было построено в последние годы, никто ничего хорошего не скажет. Это огромная трагедия. Люди просто не запоминают современные здания. Полагаю, последнее, на что обратили внимание москвичи и к чему они испытывают хоть какую-то симпатию, – это сталинские небоскребы. «Сестры» имеют ясный силуэт, плотные и выразительные детали, они – результат высокого строительного мастерства. Ничего близкого по уровню сейчас никто даже не пытается построить.

Д&И: Почему это происходит? С.Ч.: Это связано с тем, что архитектурный объект сейчас воспринимается как временный павильон. Он рассматривается в качестве полигона для реализации сверхновых идей и материалов и как объект инвестиций, которые должны окупиться за 15-20 лет. Или быстрее, что еще хуже для здания. Несмотря на развитие современных технологий, навсегда потеряно мастерство за относительно небольшие деньги создавать богатые детали здания. Резной фасад дома в Гранатном переулке получился невероятно дорогим, потому что найти мастеров, способных выполнить резьбу по камню такого уровня, сейчас почти невозможно. Заметьте, что традиционные ремесла применяются и развиваются исключительно в сфере реставрации. Многие современные школы интерьерного и архитектурного дизайна, многие современные материалы и технологии изначально зарождались в этой отрасли. В послевоенной Германии, например, когда восстанавливалась историческая застройка, реставраторы возродили, например, технологию изготовления разноцветных глянцевых кирпичей для облицовки разрушенных фасадов. Оказалось, что это очень дешевая технология, и вскоре появились фирмы, которые стали производить этот материал, использующийся сейчас повсеместно. Мы учимся традиционным ремеслам и применяем результаты многовекового строительного опыта не на современных зданиях, а на старых, которые реставрируются или реконструируются. И это является лакмусовой бумажкой, которая демонстрирует, что совреме
нное строительное искусство опустилось до уровня строительных технологий. Все, что может быть собранно как конструктор «Лего», сейчас делается быстро и хорошо, но мастерства и красоты в этом нет. Красивое здание стоит не намного дороже, чем некрасивое, но сейчас проблема в том, что даже за очень большие деньги построить красивое почти невозможно.

Д&И: Тем не менее ваши заказчики готовы платить за качественную архитектуру? С.Ч.: Мы стараемся на отдельных наших объектах достигать определенных качественных планок. Здание «Новатэка» и дом в Гранатном – это объемные, детализованные, сложные с архитектурной точки зрения объекты. Но, безусловно, то, что они строятся, – это результат серьезной борьбы. Приходилось пробивать, доказывать реальность их воплощения. Хотя ничего особенного мы не делали: чуть больше пластики и рельефа на фасаде.

Д&И: А европейские заказчики в большей степени заинтересованы в качественной архитектуре, чем российские? С.Ч.: В Европе тоже удается время от времени реализовать интересный проект, но ведь это не специфическая российская проблема, а общемировая тенденция – превращение современной архитектуры в полип на теле исторической агломерации. Если на фоне 10 исторических зданий появляется 11-е из стекла – это еще ничего, а попробуйте поставить рядом 11 стеклянных зданий и почувствуйте разницу.

Д&И: В сфере интерьеров все то же самое происходит? С.Ч.: Интерьеры по своей структуре и по историческому контексту – гораздо более быстро живущие организмы. За исключением примеров выдающихся общественных зданий интерьеры быстро меняются вместе со своими жильцами. И именно потому, что они чаще меняются, и вкусы заказчиков значительно более разнообразны, чем в сфере архитектуры, умение делать интерьерные детали сейчас значительно выше, чем мастерство создания фасадов. В современной России это очень четко заметно: интерьерное искусство здесь возродилось очень быстро, и сейчас в этой сфере можно наблюдать довольно много интересных результатов.

Д&И: Ваше бюро занимается интерьерными проектами? С.Ч.: У меня есть интерьерное подразделение в Берлине, которое занимается интерьерами квартир и частных домов, но в небольшом объеме. В основном я делаю общественные интерьеры в тех зданиях, которые я проектирую под ключ: тогда я создаю все – от фасада до дверных ручек. В этом случае получаются очень интересные комплексные решения, в которых тема, заданная во внешнем облике здания, продолжается во внутренней отделке и в деталях. Получается «кожа, повернутая внутрь». Так работали архитекторы эпохи модерна. В Гранатном переулке я стремился достичь того же эффекта. Кроме того, сейчас я сделал для компании Duravit линию мебели для ванных комнат, у меня в компании также есть подразделение, которое по лицензии создает дизайн продукции для компаний – производителей мебели и интерьерных деталей.

Д&И: Во многих ваших зданиях на крышах разбиты сады. Откуда пришел этот тренд? С.Ч.: В Германии, где я в основном работаю, существуют нормы по озеленению, в том числе крыш и фасадов. Они установлены в рамках градостроительных концепций. Сейчас в Берлине и других крупных городах невозможно получить разрешение на строительство, не согласовав инженерную концепцию габаритов и оформления технических помещений. Архитектурный проект теперь обязательно включает террасы, выходы на кровлю и сейчас часто дополняется концепцией озеленения крыши. «Зеленая» кровля интересна и гуманна с точки зрения утепления и принятия атмосферных осадков. Наконец – это общая зона, где жильцам приятно проводить время. Поэтому в Европе это очень распространенное решение. В России, к сожалению, этот вопрос решается безобразно: на крышах хаотически нагромождаются технические компоненты. От этого сильно страдает силуэт здания.

Д&И: Какие еще элементы экодизайна вы используете на своих объектах? С.Ч.: Как правило, мы используем элементы инженерного экодизайна, которые обеспечивают воспроизведение энергии за счет энергии солнца, позволяют экономить энергию за счет повторного использования воды, холода и тепла окружающей среды. Например, в доме Aquaree, который мы построили в Германии, для охлаждения здания используется естественный холод реки Шпрее, которая протекает рядом. Также применяем решения, позволяющие п
овысить энергоэффективность объекта за счет использования новых изоляционных материалов и уменьшения холодного фронта здания. Современные пластиковые и стеклянные покрытия позволяют регулировать уровень солнцезащиты и экономить энергию за счет использования естественного света. Еще один важный экологический аспект, о котором чаще всего забывают архитекторы и заказчики: колоссальный объем энергоресурсов, в том числе человеческих сил, тратится на строительство здания. Поэтому в экодоме должны использоваться долговечные и устойчивые к внешним воздействиям материалы, благодаря которым здание не придется постоянно ремонтировать, подкрашивать и чистить. Объект не должен быстро стареть и изнашиваться, тогда затраты на его возведение будут оправданы.

Д&И:Расскажите о вашем отношении к экологическому стилю в архитектуре и дизайне. С.Ч.: Я понимаю, что проблема исчерпаемости ресурсов сейчас стала очень остро, и именно из-за этого тема экодизайна оказалась очень модной. Но к эстетике она не имеет никакого отношения. Зачем делать здание внешне похожим на холм? Ведь произведения архитектуры основаны на контрасте природной и рукотворной среды. Простейшие геометричные греческие храмы, контрастирующие с окружающей средой, до сих пор смотрятся в этой среде убедительно. Они абсолютно не экологичны ни по формам, ни по технологии, но их культурное значение трудно переоценить. Ведь человек никогда не был и никогда не будет в состоянии заменить собой природу. Несмотря на все современные технологии, мы в своих попытках воссоздать природу заново плетемся в хвосте у природы.

Вам также может понравиться

Ремонт
«Аскона» представила новую коллекцию дизайнерских тканей
Компания «Аскона», один из крупнейших производителей товаров для здорового сна в России, презентовала новую эксклюзивную коллекцию тканей. […]
Подробнее
Ремонт
IP Decor - резиденция в Подмосковье
IP Decor – резиденция в Подмосковье
Подробнее
Ремонт
DOMINANTA interior design & decoration - дом в поселке Довиль
Нормандия рядом Пентхаус в подмосковном поселке «Довиль» усилиями архитекторов из бюро Dominanta – http://dominanta-studio.ru превратился в роскошный […]
Подробнее
Ремонт
Maxime Jacquet - пентхаус в Лос-Анжелесе
The Carlyle Residences – самое высокое здание в малоэтажном районе города, поэтому из панорамных окон пентхауса на […]
Подробнее
Ремонт
Konstantin Chaykin представил на Baselworld 2017 самые сложные часы России
С 23 по 30 марта в Базеле прошла  ежегодная Международная выставка ювелирных изделий и наручных часов Baselworld […]
Подробнее
Ремонт
Без перемен
За последние несколько лет мало что поменялось на стендах миланской выставки isaloni: повторяются цвета, фактуры и формы. […]
Подробнее

Свежие записи

Ремонт
«Аскона» представила новую коллекцию дизайнерских тканей
Компания «Аскона», один из крупнейших производителей товаров для здорового сна в России, презентовала новую эксклюзивную коллекцию тканей. […]
Подробнее
Ремонт
IP Decor - резиденция в Подмосковье
IP Decor – резиденция в Подмосковье
Подробнее
Ремонт
DOMINANTA interior design & decoration - дом в поселке Довиль
Нормандия рядом Пентхаус в подмосковном поселке «Довиль» усилиями архитекторов из бюро Dominanta – http://dominanta-studio.ru превратился в роскошный […]
Подробнее
Ремонт
Maxime Jacquet - пентхаус в Лос-Анжелесе
The Carlyle Residences – самое высокое здание в малоэтажном районе города, поэтому из панорамных окон пентхауса на […]
Подробнее
Ремонт
Konstantin Chaykin представил на Baselworld 2017 самые сложные часы России
С 23 по 30 марта в Базеле прошла  ежегодная Международная выставка ювелирных изделий и наручных часов Baselworld […]
Подробнее
Ремонт
Без перемен
За последние несколько лет мало что поменялось на стендах миланской выставки isaloni: повторяются цвета, фактуры и формы. […]
Подробнее